Объявленное 9 мая 2025 года создание Специального трибунала по событиям на Украине под эгидой Евросоюза вызывает много вопросов юридического порядка, что, конечно, будет обсуждаться на разных уровнях специалистами и политиками.
Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на то, что наши западные коллеги не обременяют себя рассуждениями о юридической чистоте тех или иных конструкций, когда речь идет о возможности создать проблемы России. Вместо академических дискуссий европейские политики занимаются вполне практическим делом — создают механизм международного формата, который, при всех изъянах, будет использоваться как эффективное дополнение к имеющейся системе санкций, преследования российских граждан, информационной блокады. Представляется, что нам нужно заниматься вопросами ответственности киевского режима не менее энергично, не теряя времени.
Многочисленные преступления, совершенные киевским режимом на территории Донбасса, самой Украины и, главное, на исторических территориях Российской Федерации, очевидно, требуют наказания. Наказание это необходимо для российского общества, которое с удивлением обнаружило сначала, что через 80 лет после Великой Победы слова оккупация, интернирование, массовые убийства, пытки, зверства в отношении мирного населения могут вернуться в наше сознание, а потом с ужасом увидело все это на экране телевизоров. Но такое наказание преступников необходимо также для доказательства того, что справедливость сильнее зла, и справедливость должна быть обоснована и доказана формально, судом, честным и открытым, решения которого будут иметь официальную силу, как это было с судебными решениями послевоенных трибуналов, и будут обязательно исполнены. Это — не простая задача.
Напомним, что создание, работа и приговоры Нюрнбергского трибунала и других судов над нацистами Германии и военными преступниками Японии подвергались яростной критике тех, кто всеми силами пытался доказать, что чудовищные преступления гитлеровцев и японских преступников не выходят за рамки обычных действий военных властей и солдат этих стран-агрессоров, которые сопровождают все войны и требуют общего, т.е., в принципе, гуманного подхода к проигравшим. Нюрнбергский процесс даже назвали «процессом победителей», пытаясь представить его расправой выигравшей войну коалиции над проигравшей стороной.
80 лет назад сделать это не получилось. Преступления нацистов были столь масштабны и выходили за все рамки известных истории человечества зверств, что страны антигитлеровской коалиции с разными правовыми системами, непохожими культурами и порой противоположными взглядами на жизнь объединились в своей решимости добиться справедливости.
«Тот факт, что четыре Великие Державы, — говорится в одном из изданий, посвященных Нюрнбергскому процессу, — упоенные победой и страдающие от нанесенного им ущерба, удержали руку возмездия и передали своих плененных врагов на Суд справедливости, является одним из самых выдающихся примеров той дани, которую власть платит разуму».
Следует подчеркнуть, что организаторы послевоенных процессов приложили максимум усилий к тому, чтобы соблюсти все принципы и традиции, которые придают правосудию авторитет. Процессы были гласными в самом широком смысле слова. Они сыграли свою роль, хотя уже в начале 1950-х годов, менее чем через 10 лет после окончания войны, многие военные преступники были отпущены на свободу и заняли высокие посты в правительствах западных стран. Мы предложили этот краткий экскурс в историю, чтобы отметить самый яркий пример сотрудничества в сфере международного уголовного правосудия.
В деятельности Международного уголовного суда так и не приняли участие ведущие мировые державы — Россия, США, Китай и Индия
Потом были другие, менее значимые опыты создания международных органов правосудия ad hoc (т.е. по конкретным обстоятельствам): суд по событиям в Руанде, Ливане, Югославии; но в целом практика международного уголовного правосудия по преступлениям международного характера развивалась на основе национальных судебных систем, которые все шире применяли вводимый в национальное уголовное законодательство принцип универсальной юрисдикции (мы писали о нем в «РГ» за 4.03.2025). Одновременно расширялась система международных полицейских органов, которая призвана способствовать исполнению решений национальных судов в отношении международных преступников.
Эта ситуация получила развитие, когда был образован Международный уголовный суд (МУС). В 1998 году был подписан договор, названный Римским статутом, который утвердил создание постоянно действующего суда международной уголовной юрисдикции. Отметим, что опасения, высказывавшиеся признанными авторитетами в области международного уголовного права относительно недальновидности создания постоянно действующего судебного органа в сфере международного правосудия, в целом, оправдались. Этот орган, в котором так и не приняли участия ведущие мировые державы — США, Китай, Индия, Россия (вышла из Римского статута в 2016 г.) — быстро оказался чрезвычайно бюрократизированным и тяжеловесным в своих процедурах. К тому же, в деятельности Суда с очевидностью проявились политические пристрастия основных субъектов процесса — прокурора и судей, на что справедливо указало руководство Венгрии в 2025 году, принимая решение о выходе страны из Римского статута. Даже в отношениях МУС с основными странами-участниками Статута, представляющими глобальный Юг и Восток, всё чаще возникают противоречия, имеющие ту же природу — бюрократизированность и пристрастность суда препятствуют правосудию.
В такой ситуации естественной представляется проблема признания юрисдикции МУС международным сообществом, точнее говоря, отсутствие такого признания. Наиболее характерной в этом плане является коллизия решений МУС (его прокурора) о возможности заключения под стражу действующих и бывших глав государств. Напомним, что подобные решения в последнее время принимались Международным уголовным судом в отношении Президента РФ, Премьер-министра Израиля и бывшего Президента Филиппин. Отчасти такие решения объясняются противоречиями и отсутствием единого международно-правового подхода к вопросам иммунитета высших должных лиц. Однако естественным в этой обстановке было бы проявление взвешенности и осторожности при принятии процессуальных решений. Произошло обратное, что еще больше осложнило и деятельность Суда, и отношение к нему со стороны ведущих мировых держав.
Вместе с тем, нельзя забывать, что Международный уголовный суд является, так сказать, «произведением» Организации Объединенных Наций, результатом многолетней работы специальных органов под эгидой Генеральной Ассамблеи ООН, в тесном взаимодействии с Международным судом ООН.
Справедливо задать вопрос: «А для чего нужен международный судебный орган (или международные судебные органы, имеющие не только глобальный, но и региональный спектр деятельности), если есть национальные суды, действующие столетия? Не рациональнее ли направить усилия правоведов на унификацию (сближение и выработку единых критериев и стандартов) основных норм, регулирующих отношения в сфере международной преступности? Не эффективнее ли, к тому же, развивать сотрудничество органов исполнения судебных решений (полиции, судебных приставов и т.д.) национальных судов?
Нужно сказать, что все перечисленные мероприятия, на самом деле реализовываются. Однако международный характер военных и связанных с войной преступлений, разные подходы государств к вопросам юрисдикции, квалификации преступлений и определения мер ответственности потребовали, по мнению правоведов, создания институтов международного формата для согласованных и скоординированных действий государств против наиболее серьезных и тяжких международных преступлений.
Наши западные коллеги не обременяют себя рассуждениями о юридической чистоте любых конструкций, когда речь идет о возможности навредить России
Отдельным вопросом в сфере борьбы с международной преступностью и ответственности за преступление военного характера является вопрос нарушения гражданских прав и компенсации за такие нарушения виновной стороной. Напомним, что ранее, например, в ходе Нюрнбергского и аналогичных процессов, вопросы возмещения материальных потерь не рассматривались. Однако, зачастую, проблемы компенсации потерь пострадавшим не менее важны, чем вопросы наказания конкретных виновников преступлений. Например, только во время оккупации части Курской области в 2024-2025 гг. населению захваченных территорий, простым гражданам был нанесён ущерб на десятки миллиардов рублей. И эти потери должны быть возмещены Украиной по решению международных судебных органов, например, Европейского суда по правам человека или Международного уголовного суда, независимо от того, сотрудничает ли Россия с этими судебными органами в настоящее время.
При этом важно подчеркнуть, что заявленная руководством РФ политика на переустройство международных отношений подразумевает и серьезную реформу системы международной юстиции, системы международных судебных органов. Делаться это должно, разумеется, в рамках Устава ООН и с учетом исторического опыта, но международная уголовная судебная практика должна быть направлена против любых попыток использовать право для оправдания военных преступлений. Соответствующим образом должно развиваться и российское национальное законодательство, поскольку международные суды в своей деятельности и в рамках своей юрисдикции используют национальное право заинтересованных стран.
После завершения Специальной военной операции наступит период юридических оценок действий участников конфликта на Украине. Безусловно, объединенный Запад будет стремиться использовать весь арсенал имеющихся в настоящее время международных правовых средств, процедур для того, чтобы обвинить Россию, ее руководителей, военачальников, отдельных солдат и командиров во всех мыслимых преступлениях. Как это было после событий в Буче. К этому нужно быть готовыми, координируя усилия российских юристов, направленные на создание необходимых условий для привлечения к международной уголовной ответственности реальных военных преступников из числа руководителей киевского режима, украинских военных, наёмников. Использовать для этой работы нужно будет все существующие судебные международные институты, а при необходимости, инициировать создание новых, более соответствующих современным международным реалиям.
